Андрей Радионов

Утром сел я работать, зарядил свой планшет,
Заглянул на секунду в социальную сеть.
И забыл про работу, попавши туда,
Увлекла меня вдруг в соцсети ерунда.
Этой вот ерундой занимаясь весь день,
Ничего я не сделал – мне всё было лень.
А в окно мне уж месяц светил со звездой,
А я всё занимался своей ерундой.
Ерунда – что такое названье несёт?
Ведь пустяк, а работать мне не даёт.
За селфи, за блогами чужих мне людей…
Что плохого такого?! – ерунда целый день –
Не давала работать – почему не пойму.
Ерунда так мешает трудиться уму.
Я полез в холодильник – ерунда – не еда.
А в кармане полтинник – тоже ведь ерунда.
Ерунда окружает меня ерундой,
Ерунда разрушает мой мозг пустотой,
Темнотой и нехваткой жизненных сил,
Как же эту загадку я разрулил…
А работу я сделал – я стихи написал.
Купил связку сарделек на заработанный нал.
Ты почитаешь и мне скажешь: да, да…
Что стихи мои – та ещё ерунда…

Теперь, когда нежность над городом так ощутима,
когда доброта еле слышно вам в ухо поет
теперь, когда взрыв этой нежности как хиросима
мой город доверчиво впитывает ее

как нежен асфальт, как салфетка, как трогает сердце
нежнейший панельный пастельный холодненький дом
чуть-чуть он теплее, чем дом предыдущий, тот серый,
а этот чуть розовый, нежность за каждым окном

в чуть стоптаных туфлях приходит прекрасная нежность
и мягко, почти не касаясь твоей головы
погладит тебя и тебя дозировкою снежной
мы нежной такою и доброй не знали Москвы

вот тихо меж нами летают добрейшие птицы
как мертвые мягкие руки нам машут они,
все-все нам прощают и высшая нежность столицы
нам ласково светят неяркие эти огни

и вдруг это слово неясное – "дегенераты",
услышишь его и подумаешь нежно : "что-что?"
какие-то гады нам в городе этом не рады,
да как можно нас не любить и, простите, за что?

наверное тот автомат, что считает поездки
ноль видит на карточке мятой – наверно не рад
тот тихий мужчина, чьи пальцы блестят от нарезки,
чей мутен от выпитой водки затравленный взгляд

о, вся эта злоба от водки, от выпитой водки!
от водки и пьяных и жадных до денег девиц!
о, это шипение нежности в этих нечетких
во тьме силуэтах отрубленных рук или птиц

мы нежности этой ночной и московской солдаты
мы дышим восторженным дымом и мятным огнем,
еще иногда называет нас "дегенераты"
печальный прохожий, мы с нежностью помним о нем

Я очень люблю цвет газетный
девятиэтажных окраинных зданий
самый дальний район туалетный
самый дальний райончик спальный

кроме трех слишком добрых алкоголиков,
жизни прогуливающих школу,
остальные – в ушко угольное,
а точнее в след от укола

дома девятиэтажные,
воспетые местными рокерами, репперами,
словно платья винтажные,
заношенные маниако-деперами

днем тут пусто, все работают
но можно увидеть, если приглядеться,
в пыльных бетонных боулингах
цветные воздушные шарики детства

так избавились от архитектурных потех
когда еще делали вид, что любили
не удивляя разнообразием тех,
которые развивали блядство и пили

цветет здесь физалис до зимней поры,
китайские оранжевые фонарики
катятся дети с небольшой деревянной горы
когда снег покрывает растений оранжевые шарики

лифт поднимается к этажу
автобус подъезжает к остановке раз за разом
спальный район, я тебе подхожу
я такой же – монотонный и однообразен

тихая девушка из ларька
мне продает фисташки
я смотрю на девятиэтажные облака
я люблю девятиэтажки

Можно пройти целиком всю Тверскую
и колличество впечатлений будет близким к нулю
как Тверская стояла на ножках курьих
так и стоит, к тебе задом — лицом к кремлю

он размышлял о куриных ножках
о петушиной сущности гладких жирных стен,
остановился у "крошки-картошки"
— полакомлюсь пивом, картошечки съем

полакомлюсь пивом, полакомлюсь водкой
съем рульку свиную еще в кабачке
а после пойду уж в салон телефонный
менять трубку, которую подозреваю в брачке-

для храбрости ему надо выпить скорее
чтоб в кураже наброситься на продавца
не работает перемотка в мр3 плеере
чавкает в наушниках какая-то гнильца

обмен телефона, только что купленного
трагедия тихая на тверской
мало на троих поллитра тухленькой
к продавцу идти надо, когда уже никакой

вот продавец говорит: если цвет неустраиват,
не будем менять вам телефон,
а если блютуз у вас пошаливат,
забираем аппарат на 35 дней в ремонт!

меня устраевает цвет и блютуз в норме,
у меня мр3 плеер не работает совсем —
но продавец уже включил блокировку кнопок
и вывел на экран заставку — хрен

он пошел, рыдая купил в книжном права потребителей,
пил водку, перечитывая обиженных скрижаль.
зачем хозяина в салоне связи обидели
телефон виновато переживал

и пытался намекнуть хозяину, что ему тоже больно
и что звонок у него хороший, модный, из кино
полифонический, торжественный, из джеймс бонда
и что придется им теперь вместе жить все равно

а он этот телефонный звонок вдруг узнал в каждом уличном звуке
его мелодию рычали все машины с Тверской,
гул толпы звучал мелодией его трубки
так дышал этой мелодией каждый звук городской

и когда он с Тверской свернул во двор один знакомый
где было безлюдно и тихо, где выселенный дом глядел зло
ему показалось, что и тишина звучит как звонок его телефона
он улыбнулся, нажал кнопку и произнес алло

В старом кинотеатре, возможно называвшемся юность
юность которого пришлась на послесталинскую пятилетку
повсюду была побелка и строгая скупость
новых хозяев из тоталитарной секты

час назад завершилось собрание прихожан
и даже молодые люди в белых рубашках уже ушли
в небе тухлосиреневом, как баклажан
остатки ораньжевых туч растворяются около края земли

остались одна девушка и один юноша в белой рубашке
он аккуратного не-нашего вида и тоталитарен насквозь
она в сером платье на котором небольшие ромашки
в небо уже забит какой-то звезды пробный гвоздь

из туалета – ровесника кинотеатра –
бездонной ямы над которой стены и крыша коньком
стоящего в тридцати метрах и как бы за кадром
уже давно не посещаемое место – выглядывает он

он слегка бледен, он за ними наблюдает
особенно за девушкой, во взгляде виден каприз
и не смотря на то, что в туалете отвратительно воняет
он стоит неподвижно, стараясь не смотреть вниз

в оплоте тоталитаризма белеют сталинские колонны
барельефа со звездой и знаменами уже не видать
он глядит на девушку и шепчет: Илона,
что же не смогла меня из армии ты подождать

ходили бы уж с тобой в православную церкву
если ты без этого не можешь ни как
а вместо этого в тоталитарную секту
выбрала ты здесь ходить, да тут видно, бардак

над Кукулиным садом слышны женский смех, звон посуды
над Шараповкой облако старанной формы плывет
а ты в это собранье бежишь, где такие иуды
что горит от стыда видавший все небосвод

между тем Илона и чувак в белой рубашке
сели в тойету десятилеточку с гнилым дном
и вот у парня словно что-то прояснилось в башне
и он решил по-русски закончить дело огнем

он не спеша, как их учили во флоте
аквалангисты-диверсанты, один на один – атомоход
подтащил картону, полил оставшейся водкой
и подпалил тоталитарный приход

кинотеатр разгорался неспешно, но верно, на совесть
по-сталински, без компромиссов, на совесть, на страх
окрестные жители думали, не особенно беспокоясь
православные видимо жгут сектантов тут, нах

через неделю и я приходил сюда, на пепелище
походил по зданию, посмотрел, погрустил
как все тут было красиво и кинематографично,
но если придут чужие, сожгем, не простим

старый кинотеатр был вообще-то приятным
в стиле можно сказать что и ампир
и может не зря в нем перед началом сеанса
в свое время показывали киножурнал фитиль

Я к тебе когда-нибудь приеду
в твой далекий город, в ебеня
и визгливою балладой Назарета
встретит вновь провинция меня

старый город, вечные проблемы
новые районы далеко
постою я у маршрутов схемы
водки выпить соглашусь легко

и пропив рублей пятнадцать с хуем
сяду на маршрут сороковой
тот что слева фабрику минует,
справа магазинчик обувной

наконец, почти что опустевший
наш автобус сделает привал
выйду я на площадь охуевший,
снова, блядь, приехал на вокзал

видно, не судьба встречать рассветы
нам на вашей маленькой реке
позвоню тебе, ты спросишь: где ты?
я отвечу — у метро в ларьке

вот решил попробовать мобилу —
новую купил себе модель.
ты ответишь тихо мне — Мудила. —
и рыдая сядешь на постель

ты прости, что все не получилось
не дошел последние шаги...
пожалел тридцатку на точило
чтобы солнце встретить у реки

и уже поздняк куда-то рваться
через пять минут седьмой вагон
и не буду даже раздеваться
погружусь в тяжелый пьяный сон

не приедет, больше не приедет
так стучат колеса в темноте
сквозь визгливую балладу Назарарета
выключите ж радио в купе!

я увидел в норильске город старый
фантастически страшный город древний
под черной скалою, под пылью ржавой
брошенный город, где воздух вредный

мне показалось — я в разрушенном Питере, даже
вспомнил слова — "Петербургу быть пУсту"
передо мной была копия здания Эрмитажа
но окна с побитыми стеклами и не горят нигде люстры

это не письменно, это устно,
так говорил мне жуткий дворец, мой учитель,
дальше — пустая ржавая консервная улица
и белая полярная ночь, учтите

должно быть в Норильске работали архитекторы,
которых арестовали в Ленинграде,
должно быть это были люди из тех, которые
сохраняют чувство юмора в глаза смерти глядя

должно быть начальство хотело жить во дворце,
наверное здесь и балы и приемы бывали
а я варюсь теперь в этом каменном холодце
как анимационный робот Валли

о чем бы вы хотели со мной поговорить?
я только что приехал с Мемориала
там ветер, снег и с трудом можно закурить,
всю ночь ездят желтые самосвалы

я гуляю всю ночь, ночь белеет не зря
вспоминаю книгу мастного журналиста о норильских природных богатствах
из которой неясно, где здесь были лагеря
я вспоминаю фильм Бондарчука по Стругацким

из этого фильма ясно, что в космосе у нас есть друг
когда я окончательно сопьюсь, он поставит мне капельницу,
потерпи пока, говорят мне Стругацкие и Бондарчук,
пока полезные ископаемые еще откапываются

но у меня улыбка страшная и злая,
и во рту у меня зубы, словно улица старого Норильска,
я пою сквозь встречный ветер, и вам кажется, что я лаю
о последней последней войне третьей, римской

Как-то товарищ мой один
мулатом был он и есть мулатом
в вечернем разговоре бывалых мужчин
мне случай поведал

Мулат Алексей пришел домой
а утром проснулся в другом месте
шел к метро на работу и думал боже мой,
думал и что было вчера, интересно

закуривая сигарету вдруг поймал флешбек
люстра и около нее клюшка для русского хоккея
короткое видение на пару сек
наверное глюк, он подумал, холодея

стало холодно, он решил зайти по пути домой
натянуть еще одну негритянскую футболку.
он зашел домой, но встречен был как чужой
на полу в большой комнате повсюду были осколки

в стекле балконной двери пробита дыра
стол из Хохломы разрублен посередине точно,
через неделю с ним начала разговаривать сестра,
а мать только через три и рассказала вот что:

ты пришел домой рано, но ночью тебя разбудил
(на втором этаже квартирка, в хрущевке)
твой друг Фашист, всю ночь ты с ним пил
и пьяный вернулся на утренней зорьке

зачем ты с ним пьешь, он же фашистская трава
а ты сидишь с ним на лавочке, как брательник
потом ты шастал по квартире, я попросила тебя
зайти в свою комнату, потому что сейчас придет сантехник

ты ушел в свою комнату, вдруг выбежал шустро
в руках удобно клюшка еже сидела
Мне похую! Я Ебнутый! ты крикнул — и в люстру!
ударом ты сбил ее на пол, как демон!

ты пробил клюшкой балкона стекло
и стол из Хохломы вдруг тебе повстречался!
ты разрубил его яростно, зло,
а тут и сантехник к нам постучался

ты подскочил к нему и улыбаясь сказал
Привет, сантехник! А я Ебнутый!
и сантехник пропал, точно здесь не бывал,
ты сказал "ну сестренке ничего не сделаю"
и тут же клюшкой ебнул

тут мы все выбежали из квартиры,
ты бегал за нами по двору,кричал — Я Сделан Из Мяса!
Я Трахаюсь Без Презерватива!
Зовите ментов, я здесь дождусь пидарасов!

потом я уже ушел и вот проснулся у друзей,
так мулат Алексей рассказ свой закончил
за столом еще сидели люди, было видно, что Алексей
не врет, кое-кто даже видел это воочию

и поскольку была уже полночь почти
начать о деле разговор я попросил Арсена
он сказал слушай, Андрюха, только учти
это совсем не смешная тема

вот одного товарища в пятницу уволили
даже не отправив в отпуск сперва
по белому пушистому в грязной обуви
любит прогуливаться матушка Москва

у него была жена, танцовщица Ирис
за субботу и воскресенье пропив почти все деньги
он решил наведаться к жене, потолковать про кризис,
но с его айседорой был какой-то есенин

они вместе напились с ним в компании
Жена о стриптизе подняла спьяну вопрос
и тут уже не выдержали нервы у парня,
решил жене устроить пьяный разнос

ты даже отдаться нормально не можешь,
обвинил он жену, чего уж говорить про стриптиз,
та в ответ — да у тебя не стоит, алкоголик, давно уж!
молчи уж лучше, пиздолиз!

кризис на любви поставил точку,
словно в пасхальном рассказе О'Генри
жена подарила измен цепочку,
он отвечал алкоголизма черепаховым гребнем

молчу, молчу, молодая и красивая...
он слышал любовника жены одобрительный смех —
Выпей лучше, соберись, брат, с силами,
ждет тебя этой ночью успех!

вот прошел понедельник, минул вторник
алкоголизм не остановило даже отсутствие денег
он пил и пил, подобно всем неизвестным героям
неизвестно на что, неизвестно где я

иногда он приходил в себя, пьяный в лавку,
вот, очнувшись в своем родном гараже
подрядил двух друзей поехать с ним на ярославку
за шлюхами, но это не назло жене

привез с Ярославки шлюху, столкнул в гаражную яму —
давай пляши внизу сука стриптиз!
Включили музыку, но тут пришла его мама
друзья попрятались, решай свои проблемы, пиздолиз!

Бедная девочка, зачем ты даешь над собой издеваться!
верещала мать, шлюху таща за собой
— Мама, Я просто хочу ебаться!
кричал он вслед — Как ты не поймешь? Я молодой!

друзья вернулись, нужна была тачка —
увидели — он лежит у дороги
а какая-то маленькая дворовая собачка
трахает его, поставив на голову передние лапы

друзья достали мобильники
кто сфотографировал, кто записал видео,
друзья, и скажем прямо, собутыльники
старались, чтоб все, кто захотел, это увидели

чтоб народ удовлетворил право на честную информацию
чтоб посмеялся народ и чтобы
понимали люди, мобильники мацая,
что такое есть настоящий доггер

пиво водку пил, как говориться, и я был там сам,
да вот не сфотографировал ничего, память запоминала
и записал потом все, как текло по усам,
и в рот не попадало...

Между ними прилавок: котлеты, лапша.
Быстро движется очередь, касса звенит.
Он тарелку борща не донес до стола,
Потому что рука от волненья дрожит.

А она все стоит, приоткрыв алый рот,
Сжав холодной рукой черпака рукоять,
Все куда-то спешат, только очередь ждет,
Потому что любовь поважнее, чем жрать.

Я увидел этого гения
на одной из поэтических вечеринок
он все время читает одно и тоже стихотворение
сказала мне сидевшая рядом какая-то Ирина

он читает стихотворение одно и тоже
вот уже семь лет тому
а как человек – он очень хороший
и все мы привыкли к нему

человек он пьющий, но добрый и даже
нравится мне чуть-чуть
но когда он заводит: Наташа...Наташа..
и стучит кулаком себя в грудь!

о должно быть серьезное есть тут чего-то
в этой питерской пьяной тоске
о большой войне, о погибшей роте
о Наташеньке... медсестре

о какая-то древняя вечная наша
вырывается из груди
эта песня простая Наташа...Наташа...
отпусти ты меня! Отпусти!

молодой он пацан и довольно здоровый
и откуда такая печаль
о зачем он кричит это страшное слово
о Наташа моя, отвечай!

Ты же помнишь, Наташа, притон на Каширке
и пакеты кровавых бинтов
винтовые тусовки, веселые ширки
средь сирени цветущих кустов

а потом героина тяжелая чаша
что испить никому не дано
и искусственное дыхание, медсестричка Наташа
не смогла откачать никого!..

так и тянется жизнь и не кончается
и повторяется как некий флешбек
о Наташа, Наташа...в минуты отчаянья
призывает тебя со сцены страшный человек

он боится забыть и боится напомнить...
и лишь имя уносится ввысь
повторяет Наташа...Наташа... и стремно
ДА И В РОТ ОНО ВСЕ ПОЕБИСЬ!

В старом пятиэтажном доме
Живет одинокая стареющая блядь —
Бывшая учительница литературы
По прозвищу Порванная Тетрадь.
Ее так прозвали за то, что она
Любила тетради рвать детям
При проверке домашних заданий, и ничего
Нельзя было поделать с этим.
Она придумывала названия сочинений
На разные неподходящие темы:
"Секс и мыло в произведениях Тургенева",
Или "Что думал Онегин про кремы?"
Лишь тот, кто читал Зигмунда Фрейда
Мог понять, что за вздор она мелет.
Что за потоками ученого бреда
Скрывались мечты о сексе, о ебле.
Неудовлетворенная неврастеничка
Убивала интерес детей к литературе.
В нашем классе недаром столько отличников
Было по физкультуре!
Порванная Тетрадь была уволена
Пришедшим на работу новым завучем.
Темы сочинений изменились в лучшую сторону,
Потому что новая учительница была замужем...
Школу она вспоминает редко,
Она не любит о ней вспоминать.
Как говорят психологи, "сломанная ветка",
"Сломанная ветка", или "порванная тетрадь"!

Красавица и наркоманка с длинными ногами
Живет со мною уже около года.
Она бывшая девушка известного музыканта,
Совершенно сторчавшегося рейвера-урода.

Я знаю: наверное, она мне не изменяет,
В последнее время чего-то боится:
Старается не встречаться со старыми друзьями,
Предпочитает общение с одноразовым шприцем.

Я ее понимаю, она усталая сука,
Нужна тихая гавань и большому фрегату.
Со мной она отдыхает — я спокойный и скучный,
И никогда при ней не ругаюсь матом.

Она работает секретаршей, я потихоньку ворую
В секонд-хендах, магазинах USA Global,
Приторговываю шмалью, на Арбате танцую:
Под рейв перед лохами кручу жопой.

Мама говорит: во всем жена виновата,
Что я скоро надорвусь, да и я сам это знаю.
На кончике иголки коричневая вата,
Но я не боюсь, это жизнь такая.

Я стараюсь быть сильным, стараюсь быть смелым,
Пить наравне с ее бывшими френдами.
Жить по-настоящему, отдавать всего себя,
Хотя по жизни окружен сплошными секонд-хендами.

Она тоже секонд, в некотором роде:
Вещи устают и ищут тихих хозяев.
И, кстати, героин, в отличие от природы
Не оставляет впечатления потерянного рая.

В электричке — капли на оконном стекле,
Пассажиры заняты транспортным флиртом,
Вверх ногами висит на стене
Реклама борьбы со спиртом.
Он сел напротив меня.
Трехголовый, я сразу понял, что свой.
Откуда-то на три дня
Прилетел погулять выходной.
Нам слов не надо, чтоб говорить,
Не надо мыслей читать.
Это миф, что сказочные герои не любят пить,
Просто они не умеют блевать.
— Где здесь можно? — спросил он
И похлопал себя по горлу.
— Можно на следующей взять гондон
За тридцать шесть рублей пол-литровый.
У него пятнадцать, и у меня четвертак,
Мы вышли в Подлипках, взяли пол-литра.
— Пошли теперь в гости, ты клевый чувак,
Здесь живет художник по кличке "Палитра".
Это он нас когда-то нарисовал:
Тебя, алкаша, и меня — Змей-Горыныча.
Ты стоял на четвереньках, а я летал
На плакате, заказанном противниками синего.
И он повел меня в престранные гости,
А там все сидели уже на игле,
И художник, руками, трясущимися от нарко-похоти
Рисовал мак, выросший на пне.
Наркологи этот плакат заказали:
Пень означает, что все потеряно,
Все, во что верили, все, что знали,
А мак как бы заменяет огромное дерево.

Что это за дерьмо, в натуре?!
Что изобразили твои карандаши?!
Мак не пускает корней в древесной структуре,
Об этом знаем даже мы, алкаши!
Сраный создатель отстойных плакатов,
Выйди на улицу и посмотри вокруг!
Лучше нарисуй дерьмо на лопате
И напиши: "Добро пожаловать в Москву!"

— Это очень хорошая идея, — сказал он, и выгнал нас, —
И меня, и трехглавого змея.
Все это время у подъезда опер пас:
— Ну что, ребята, медленным затарились?
Покажите мне вены, вы, два говнюка,
Дырок нету, по ноздрям запарились?
Новички в этом деле? Гоните оба дозняка!
— Мы не брали героина, мы по синему делу,
И денег у нас нету ни копья!

Я очнулся в электричке, привалившись к чужому телу.
Что было с нами дальше, не помню ни хуя.
Да так ли это важно — то, что было когда-то,
Капли продолжали стучать и стучать за окном.

Выхожу, а на вокзале везде плакаты:
"Добро пожаловать в Москву!" — и лопата с говном.